Вот уже 29-ю весну сварщик из Петропавловска Александр Азегов отправляется в поисковую экспедицию в Новгородскую область, где во время Великой Отечественной войны воевали дивизии, сформированные в Казахстане.

Александр Азегов, который вместе с другими поисковиками ездит на места кровопролитных боев, чтобы найти и похоронить солдат, не вернувшихся с того последнего боя, которые с винтовкой в руках так и лежат в лесу, в болоте, в окопах и блиндажах.

Едет не один, в отряде – опытные поисковики, за плечами которых уже не одна вахта памяти, а также подростки из военно-патриотического клуба «Саланг», который прошедший Афган Азегов создал еще 37 лет назад.

Все эти годы житель Петропавловска бесплатно, на добровольных началах занимается с детьми. При клубе он создал военный музей, где хранятся все экспонаты, привезенные из экспедиций.

 «В этом году 35 лет, как Петропавловск участвует в поисковой экспедиции «Долина» на территории Новгородской области. Миссия экспедиции — поиск и захоронение пропавших на полях сражений солдат и офицеров Красной Армии, установление имен, увековечение памяти погибших. В 1989 году в нашем городе был создан отряд «Поиск». И впервые тогда североказахстанские поисковики отправились на места боев Великой Отечественной. Многие первые поисковики уже покинули этот мир, но поисковый отряд живет, мы продолжаем это дело», — рассказал Александр Азегов.

Здесь птицы не поют, деревья не растут…

Именно там, у деревни Мясной Бор Новгородской области, началась история поискового движения в Советском Союзе. Во время Великой Отечественной войны здесь, на относительно небольшом участке, погибли сотни тысяч советских и немецких солдат.

За годы работы поисковой экспедиции «Долина» поисковикам из разных городов Казахстана, России, Беларуси и других постсоветских республик удалось найти и перезахоронить с воинскими почестями порядка 200 тысяч солдат и офицеров, многие из которых все эти годы считались пропавшими без вести. Установлены имена более 25 тысяч солдат и офицеров Красной Армии.

«Там 800 тысяч погибших солдат и офицеров 2-й ударной армии фронта остались лежать непогребенными. Многих уже нашли и перезахоронили, но работы нам хватит на долгие годы, ведь погибали там целыми дивизиями. Первый раз я поехал на поиск в 1993 году и был потрясен. Мы просто уставали поднимать солдат – одного за другим. За ту вахту, а нас в отряде было десять человек, только мы подняли останки 70 бойцов», — вспоминает Азегов.

За 35 лет только североказахстанским отрядом найдены и перезахоронены останки более 3 тысяч советских солдат, точный подсчет никто не вел. Поисковикам удалось установить сотню имен красноармейцев. Бывало, что за одну вахту в Новгородской области поисковики из Северо-Казахстанской области поднимали по 200 человек.

Североказахстанские поисковики не раз рассказывали, что им попадались участки земли, которые буквально нашпигованы железом (пулями, осколками, снарядами), а останки солдат там лежали в шаге друг от друга, а то и буквально по двое-трое друг на друге.

Однажды поисковики подняли останки более 800 человек. Местные жители вспоминали, что земля была настолько выжжена оружейным огнем и пропитана кровью, что на ней даже не росла трава…

 «Раньше было проще в том плане, что еще лет десять назад в основном мы находили «верховиков», то есть поднимали останки солдат буквально с поверхности, даже копать особенно не нужно было – у нас и инструментов не было никаких, саперными маленькими лопатками справлялись. Сейчас же мы работаем в основном в окопах и блиндажах. За прошедшие 80 лет окопы сравнялись с землей, а блиндажи из бревен, которые были высотой в два метра, под своим весом раздавились и ушли в землю», — рассказывает Александр Азегов.

А в блиндаже нашли Веру

В одном из таких блиндажей североказахстанские поисковики лет пять назад нашли останки хрупкой девушки Веры. «Раскапывали блиндаж и прямо в углу нашли солдатский ремень, но застегнут он был так, что даже нашим девчонкам мал оказался. Удивились: что ж это за боец такой? А с нами девушка работала из города Братска, она говорит: вот я сердцем чувствую, что это девушка.

Начали копать дальше, нашли складишок, украшенный розами. А потом ложку с нацарапанным именем: «Вера». Потом останки подняли... Работали молча, как-то всем горько так стало... Девочка ведь еще совсем была, миниатюрная. Она была или связисткой, или медработником.

«Потом уже ребята по документам в архивах искали данные о ней», —говорит Азегов. Вот поэтому, отмечает он, сейчас у поисковиков обязательно должны быть с собой не только мощные лопаты и щупы, но и металлоискатели — визуально уже не видно, где лежат павшие воины, а оборудование подскажет.

 «Солдат ведь без железа не бывает: ремни, ложки, каски, котелки, фляжки, кружки, катушка связиста, винтовка, ложка... Даже если этого нет, то «цепляемся» за осколки или пули, от которых погиб боец. Запищал металлоискатель, потом копаем. Примерно часа два уходит, чтобы откопать одного солдата. Бывает, что деревья прорастают через человека. Сейчас мы валим эти деревья, чтобы поднять бойца и найти медальон», — говорит поисковик.

От героев былых времен не осталось порой имен

Отыскать посмертный медальон, а тем более прочесть его и установить имя бойца — все более редкая удача для поисковых отрядов. Дело в том, что самые кровопролитные бои в Новгородской области шли в 1942–1943 годах, когда приказом Сталина в целях соблюдения секретности и конспирации солдатские медальоны были отменены.

Во вкладыше медальона указывались полные данные и солдата, и его семьи, поэтому, к примеру, был риск, что фашисты, найдя медальон, могут под этим именем забросить в тыл шпиона. Но даже если поисковики и находят медальон, то часто это не дает никакого результата. Ведь форма советского медальона была крайне ненадежна — в пластмассовый футляр из двух скручивающихся половинок вкладывался бумажный листок с анкетными данными. За 80 лет нахождения в болотистой почве бумага размокает, гниет, рассыпается.

«К тому же многие солдаты из суеверия просто выбрасывали смертные медальоны или не заполняли вкладыши, чтобы не приманить смерть. Например, в среднем всеми отрядами мы поднимаем за вахту 500 бойцов и всего семь медальонов. Так что шансов быть опознанными у многих из найденных нами бойцов нет», — говорит Александр Азегов.

А вот у солдат вермахта смертные медальоны были металлическими. В жетоне, состоящем из двух зеркальных половинок, была закодирована информация: личный номер бойца, его группа крови, цифробуквенное обозначение части, в которой он служил. В случае гибели, если нет возможности забрать тело, товарищи отламывали одну часть жетона как доказательство смерти бойца, вторая же часть оставалась на теле для последующего опознания.

«Но немцев мы находим крайне редко, это единичные случаи. У них ведь почти нет без вести пропавших. Когда немецкие солдаты погибали, был строгий учет — кто где погиб, где захоронен. У них профессионально работали похоронные бригады. А у советских войск похоронные команды появились только после 1942 года», — рассказал поисковик.

Впрочем, Азегову довелось поднимать одного солдата вермахта. Его останки он нашел в 2005 году в воронке в семи километрах от деревни Радово. По медальону коллеги из Германии сразу установили, что это старший гренадер Генрих Ширхольц-Риф. Когда он пропал без вести в районе Радово, ему было всего 19 лет.

Уроки памяти

Данные о нем, фото его жетона, а также реальные советские и немецкие медальоны сейчас можно увидеть в музее клуба «Саланг».

«Как вернулся из Афганистана, еще в десантной форме пришел сюда устраиваться на работу. Так уже 42 года здесь и работаю… Через пару лет мне абсолютно безвозмездно предоставили помещение под военно-патриотический клуб, чтобы с пацанами заниматься. У меня тогда было большое желание что-то сделать для будущих солдат, подготовить мальчишек к армии. Потому что уроки НВП и физкультуры в школе с этой задачей совершенно не справлялись», — отмечает Азегов.

За эти годы через клуб прошло около 2 тысяч ребят. Со своим наставником они занимаются общей физической подготовкой, учатся приемам рукопашного боя, ходят в походы, где приобретают навыки выживания в экстремальных условиях, стреляют из пневматики, укладывают парашют. Многие воспитанники Азегова стали военными, офицерами, есть среди них даже полковники.

 «Они же прошли через поисковые экспедиции, молодежь там меняется, они другие оттуда возвращаются. Как-то мы нашли пулеметную позицию с останками бойца, такой небольшой окопчик два на два, где слой пулеметных гильз превышал 30 сантиметров. Видимо, пулеметчик долго держал оборону, а потом его накрыло вражеским минометом. Когда видишь все это, иначе воспринимаешь историю войны…», — говорит поисковик.

Конечно, взять с собой получается далеко не всех саланговцев, ведь ездить приходится за свой счет.

«Тем ребятам, кто в поиск не ездил, рассказываю о войне в нашем музее. Например, говорю, что как бы немцы хорошо не были экипированы, советские солдаты все равно победили. Я и сделал эту экспозицию на противопоставлении, чтобы молодые видели разницу быта советских солдат и немцев», — отмечает Азегов.

Роскошь в окопе

А разница действительно большая.

«Быт у немцев был отлично налажен. Вот посмотрите — крема, средства ухода, зубные пасты и зубные щетки с щетиной из дикого кабана, даже крем для обуви. Бальзамы, шампанское, вина, ликеры... Все праздники на широкую ногу отмечали. Пепельницы, австрийские зажигалки, губные гармошки... Или вот — пластмассовая коньячная рюмочка, ее подняли с двухметровой глубины. Педантично так все у них...

У советских солдат таких предметов роскоши не было. Вот стеклянные фляжки, они неудобные, тяжелые, в бою даже опасные, но такие у многих советских солдат были, металла-то не хватало. Или солдатские ложки, сделанные из подручного материала. Все это показываю мальчишкам, чтобы они понимали, как трудно было нашим бойцам», — показывает экспонаты поисковик.

Азегов демонстрирует немецкую походную горелку-печку. Она нужна была, чтобы солдаты могли есть горячую пищу: раскрываешь коробочку, кладешь сухое горючее, зажигаешь и ставишь консервную банку. Не надо даже костер разводить.

«Это немецкие каски, у немцев они были индивидуальные, личное имущество. В военном билете у них даже указывался номер каски, и если солдат погибал, каску и штык хоронили вместе с ним. Немцы вообще были очень хорошо экипированы, особенно в первые годы войны советские солдаты им в этом сильно уступали. Как-то мы нашли пожарную каску у советского солдата: когда началась война, касок не хватало, поэтому использовали и гражданские», — рассказывает Александр Азегов.

А в одном немецком окопе поисковик обнаружил таблетки первитина в специальном футляре. Этот синтетический наркотик, который является сильным психостимулятором, немцы широко использовали. Одна таблетка на два литра воды, и ты можешь трое суток не спать, не есть, идти вперед и рваться в бой. В 1944 году препарат в немецкой армии запретили, потому что солдаты вермахта становились зависимыми от него.

Всего в музее собрано больше двух тысяч экспонатов. Коллекция ежегодно пополняется. За три с лишним тысячи километров Азегов везет буржуйки или части самолета. Даже пулемет «Максим» привез по частям.

Особое место в коллекции музея занимают печки, которые помогали выживать в холодное время как советским солдатам, так и немцам.

«У наших солдат было очень много самодельных печек, а у противников в основном фабричные. Но и у них встречаются печки, сделанные из канистры, из продуктовых термосов. Камины делали из 200-литровых бочек. Иногда печки противника переходили в руки наших бойцов, когда занимали их окопы, и наоборот. Такие предметы быта помогают окунуться в ту атмосферу, чтобы понять, как тяжело было людям выживать... В 1942 году морозы ведь доходили чуть ли не до 50 градусов, мерзли и наши солдаты, и их», — отмечает создатель военного музея.

Значит, нам туда дорога

К слову, практически каждую вахту мерзнуть приходится и поисковикам. Ночью в новгородских лесах нередко температура минусовая, кое-где еще снег лежит, к тому же места там болотистые, всегда очень сыро. При этом жить приходится в неотапливаемой палатке.

Азегов рассказывает, что после приезда они обустраивают лагерь и первым делом делают баню. Без нее никак нельзя: после работы промерзший заходишь в парилку, отогреваешься. Поисковик признается, что в плане быта сейчас им стало гораздо легче – появились удобные палатки и спальники, генераторы и другие удобства, не сравнить с тем, что было лет 20 назад. А вот сапоги тогда были крепче…

«Прям беда сейчас с болотными сапогами, быстро изнашиваются – мы же по 15 километров за день по лесу и болоту проходим. Раньше хватало сапог лет на пять, сейчас на год. Тем более много колючей проволоки до сих пор осталось, рвутся сапоги», — сетует Александр Азегов.

Сколько изношено этих сапог за 29 лет поиска, Азегов уже и не вспомнит. Но уверен, что придется купить еще не одну пару. Александру 63 года, недавно ему присвоили звание Почетного гражданина города Петропавловска, что для него, к слову, стало полной неожиданностью. Но уходить на заслуженный отдых Азегов не собирается. И с пацанами заниматься, и на вахты памяти ездить будет, пока хватит сил и здоровья.

«У меня нередко спрашивают – зачем вам это нужно… Я каждый раз теряюсь и не знаю, что ответить. Понимаете, я сам участвовал в боях в Афганистане, мне это близко. Дедушка у меня воевал в Великой Отечественной, пришел с войны весь израненный. Для меня это абсолютно естественно, как дышать и жить. Как долг совести, что ли, я просто не могу иначе. И слова, что война не закончена, пока не похоронен последний солдат, — не пустой звук для меня. Я так чувствую», — заключил Александр Азегов.

Владимир ХОЛОД,

Северо-Казахстанская область

город Петропавловск